Наш подземный узел связи, или «яма», как мы его называли, состоял из двух этажей. На верхнем размещались радисты и телеграфисты, на нижнем – мы, электрики. Там же, напротив нашей, находилась комната операторов спутниковой связи.
Думаю, уже из этого понятно, у кого было больше свободы. Дежурные офицеры, которые сидели наверху, с радистами и телеграфистами, к нам вниз заглядывали редко. Мы жили полуавтономно. Если появлялись нежданные важные гости, с верхнего этажа нас обычно предупреждали. А вот их самих предупредить было некому.
Хотя в ночные смены и наверху бывало спокойно: ночных проверок я не припомню. Но у радистов была другая беда: они обязаны были непрерывно слушать эфир и принимать все сообщения – даже самые пустяковые. А уж пропустить что-то важное…
Наши «деды» – те, кто пришёл на год раньше, – застали ещё жёсткую дедовщину, с которой командование начало бороться в русле Перестройки. В первый год они служили за себя и за своих «дедов». Например, старший призыв мог всей сменой уйти на перекур на полчаса, а то и на час, оставив свои наушники «духам» и «помазкам». Если «черпаки» и «деды» могли дремать на смене, изображая бдение у рации, то младшие призывы, которые и так страдали от вечного недосыпа, не смели сомкнуть глаз. И не дай бог что-то пропустить!
Помимо внеочередных нарядов от начальства, провинившийся мог схлопотать от «дедов» и физических «внушений». В ту пору вообще творилось много страшного, но это тема для другого рассказа.
Жёсткая муштра многих калечила, но работала. У нас ходила легенда о том, как один из «дедов» прямо во сне, не размыкая глаз, принял и записал радиограмму. И это не так уж фантастично: я сам видел радистов, которые храпели с закинутой головой, но просыпались мгновенно, стоило рации ожить.
Когда мы пришли, всё начало меняться. Дедовщина отмирала, и я её почти не застал – только в очень мягком виде. Вроде бы хорошо. Но советская армия другого механизма поддержания дисциплины не знала. Офицерам было удобно скинуть ответственность на старослужащих. Зарплаты, да и само устройство армии не подталкивали к тому, чтобы они проявляли инициативу. Прежняя дисциплина рассыпалась – и число нарушений пошло в гору.
Тогда радиограмма с позывным «Монолит» считалась сигналом высшей важности – там мог быть приказ об объявлении войны. Пропустить такой сигнал было ЧП: всё руководство вставало на уши. Такое случалось раз-два в год.
В последние месяцы моей службы я иногда поднимался к радистам и с удивлением видел, как молодое пополнение дрыхнет у раций средь бела дня, никого не стесняясь. «А что ты хочешь, – пожимали плечами старшие, – трогать их теперь нельзя». В итоге всего за полгода прозевали пару «Монолитов» и чёрт знает сколько менее важных радиограмм.
Справедливости ради: ребятам тогда было сложнее. Призывников не хватало уже в наше время. Но позже недобор стал больше, нагрузка на молодёжь ещё выросла.
А вскоре после распада СССР игры в «уставщину» закончились. Российские офицеры с готовностью вернулись к управлению через дедовщину – и та стала ещё хуже, чем при Союзе. К счастью, меня это уже не коснулось.
Комментариев нет:
Отправить комментарий